Ветер гнал по пустыне песок и пыль. Солнце скрывалось за плоскими холодными облаками, которые медленно парили в небе до самого горизонта. Старый шериф Эд Том сидел за столом в своей комнате, читал газету, и время от времени отпивал глоток из стакана с ананасовым соком, стоявшим на столе. То, что происходило за окном, шерифу решительно не нравилось.
В участок, неслышно прикрыв за собой дверь, вошел Уэнделл – помощник Эд Тома. Немного пошуршав бумагами у себя за столом, он подошел к шерифу и деликатно кашлянул. Эд Том поглядел на него поверх очков.
- Сэр, пришло подтверждение от полиции штата насчет той стрельбы в пустыне. Все мексиканцы, трое – граждане Соединенных Штатов, остальные – с той стороны границы. Из числа граждан никто не работает, живут на пособие. То есть, я хотел сказать – жили.
Уэнделл еще раз прочистил горло.
– При них нашли оружие, три охотничьих карабина, два «Калашникова», два «Ингрэма», один дробовик, много патронов. В одном из пикапов, на котором они приехали, обнаружено двести двадцать килограммов героина. Мексиканского, коричневого. Смерть у всех наступила от ранений в голову и жизненно важные органы, скорее всего в ночь с второго на третье.
- Хмммм… - пробормотал Эд Том, снова погружаясь в чтение газеты. – Ну это все было понятно и так, Уэнделл. Там еще, кстати, убитая собака была, мы с тобой вчера видели. Про собаку ничего не написали, значит. А может, они все покончили жизнь самоубийством? Как ты считаешь, Уэнделл?
Помощник заморгал.
- Не знаю, сэр, не похоже. Вряд ли, сэр.
Эд Том вздохнул и отпил еще ананасового сока. Уэнделл видел, что шериф чем-то расстроен.
- Что-то не так, сэр? – решил он наконец спросить. Эд Том снова посмотрел на него поверх очков и газеты.
- С чем?
- Не знаю, сэр. Со всем?
Эд Том пожевал губами.
- Это ты в самую точку угодил, Уэнделл. Да, со всем миром что-то стало не так. Все как взбесились последние годы. Взять хоть этих мексиканцев – перестреляли друг друга за минуту, не больше. И что в результате? Восемь трупов, и пятьсот фунтов героина. И два миллиона долларов в чемодане.
- Насчет денег, сэр, их ведь так и не…
- Да я помню, Уэнделл, к этому я и веду. Этот парень, Ллевелин Мосс, он ведь случайно попал в эту мясорубку. Заметил перестрелку, а может, услышал, подошел поближе, увидел трупы, чемодан с деньгами – и прибрал его к рукам.
Помощник шерифа покачал головой.
- Не надо его осуждать, Уэнделл. Жить в пустыне нелегко, бываешь рад любому подарку. Канистре питьевой воды, например, или новым сапогам, которые можно снять с трупа, или пистолету с обоймой. Тем более – такой огромной куче денег. Не будь я шерифом, не знаю, что я сделал бы на его месте.
Эд Том отставил в сторону пустой стакан и сложил на коленях газету.
- Ллевелин поступил так, как поступил бы любой. Нет, я не могу понять другого – второго парня, которого наняли, чтобы вернуть деньги.
- Шугар? – вспомнил Уэнделл.
- Шигур, Антон Шигур. Странный тип, невидимый как призрак. Мы знаем только, что он сумасшедший, безумен, как канализационная крыса. Я не знаю, почему. Может, мама в детстве не разрешала ему смотреть Гая Ломбардо по телевизору.
Уэнделл тихонько хмыкнул. Эд Том снял очки и внимательно поглядел на него.
- А, это ты так смеешься, Уэнделл. Ничего страшного, я и сам иногда смеюсь. Ничего другого мне уже не остается. Этот парень Шигур… Господи, Уэнделл, этот его кислородный баллон с выскакивающим железным штырем для забоя скота - разве это не безумие? Убивать человека, божье творение, этой штукой – для меня это просто за гранью. Я не могу понять. Откуда в мире столько бессмысленного насилия? Откуда горы трупов, откуда стрельба, откуда лужи крови, взорванные машины и переломанные руки? А самое главное, для чего? Для чего это все?
Старый шериф медленно покачал головой и тяжело поднялся со стула.
- Над миром встает волна насилия и смерти. Это как цунами, как океан, который выходит из берегов и уже докатывается до нас. И все делают вид, что ничего не происходит. Я не понимаю, Уэнделл. Наверное, я уже слишком стар, и не могу ухватить этот новый мир за хвост. Но одно я уяснил точно. Это не Антон Шигур. Это новая, жестокая Америка заявляет о себе, вступает в свое владение, и старикам в ней места больше нет.
