Непростой тегеранский таксист
Быть режиссером свободных взглядов в наше время удается далеко не в каждой стране, ведь даже в Америке кинематографисты частенько становятся заложниками если не цензуры, то хотя бы кинокомпаний, вкладывающих крупные суммы в их творения. Что тут говорить об Иране, когда кроме трудностей с финансированием своего фильма существует еще целый список ограничений, выданный государственным комитетом, отступив от которого не пройдешь цензуру и можешь легко угодить в их черный список. Так и случилось с Джафаром Панахи, но в ответ он решил сделать то, что умеет лучше всего: снять остросоциальный фильм.
В этом году иранский режиссер Джафар Панахи и его «Такси» неспроста стали настоящими героями Берлинского кинофестиваля. Пускай он снимал на несколько скрытых камер не лучшего качества, но то, что попало в их кадр стало смелым выступлением Панахи против абсурдной иранской киноцензуры.
«- Все фильмы достойны просмотра. Все. Только это зависит от вкуса.»
За относительно небольшой хронометраж в 80 минут режиссер не только делает личное заявление о цензуре кино в родном Иране, но и успевает порассуждать о жизни в целом, современных проблемах и обратиться к поколению подрастающих кинематографистов. Например, он дает отличный совет одному студенту, подсказывая ему искать свою историю не в снятых фильмах и написанных книгах, а где-то в другом месте, к которому должен прийти каждый режиссер самостоятельно.
Кино у Панахи получилось очень камерное, с одной стороны не выходящее за рамки его такси, а с другой – показывающее гораздо более широкий мир, в котором живут иранцы, сквозь призму самых разных представителей общества – от самых бедных, как тот мальчишка-оборванец, собирающий бутылки, до обеспеченных, как старый друг режиссера, рассказывающий о своем ужасном происшествии.
Племянница режиссера, которая принимала в Берлине приз за «Такси» от имени дяди, покоряет с первых секунд появления ее на экране, с ее монолога, который выдает в этой юной особе умную юную девушку, ту будущую «интеллигентную даму», с которой она себя сравнивает. Именно ее устами звучат ограничения, принятые в киносреде Ирана, когда она рассказывает о школьном задании снять небольшой фильм. И в том, что это озвучивает именно ребенок, который находится в шаге от того, чтобы оказаться под влиянием этих ограничений, оставляет сильное впечатление. Но, кажется, непосредственно племяннице Панахи это не грозит, уж очень она любознательна, открыта всему новому и желает снимать именно так, как сама хочет, а не как кто-то говорит.
Из-за съемки тайными камерами создается необходимое впечатление, что мы подсматриваем что-то запрещенное, ведь таким по сути и является то, что попало в кадр. В Иране этот фильм не допущен к показу. Но там его все равно посмотрят те, кто любит кино и не желает ограничивать себя мнением цензурного комитета. Так же, как они сейчас смотрят пиратские копии фильмов и сериалов американского и европейского производства, которые никак не проходят местную цензуру.
Чем ближе узнаешь Панахи, хотя он и не так много говорит на камеру, предпочитая записывать высказывания окружающих, чтобы воссоздать гораздо более обширную картину, тем больше проникаешься к нему симпатией и восхищением его стойкости. Тут звучит такое решение проблемы, как уехать из Ирана туда, где нет такой цензуры, но о Панахи многое говорит то, что он остался и продолжает снимать у себя на родине. Он не ищет легких путей, не боится рисковать и не хочет оставлять родную страну, продолжая бороться в ней против несправедливости с помощью своего ремесла.
Что сделает настоящий режиссер, которому правительство запрещает снимать кино? Снимет об этом кино, пусть для этого ему и придется скрываться под видом обычного таксиста.
